Роль и значение религиозно-просветительской работы оренбургского муфтията в степях западного Казахстана

The role and importance of the religious and educational work of the Orenburg Muftiate in the steppes of western Kazakhstan

Автор: Дадин Акилбек Дадинович

Российский исламский институт

E-mail: akilbek.dadin@mail.ru

Dadin Aqilbek Dadinovich

Russian Islamic Institute

E-mail: akilbek.dadin@mail.ru

Аннотация: Статья посвящена определению места и роли Оренбургского муфтията в религиозной политике, проводимой Российской империей в западном Казахстане в дореволюционный период. Выявлено, что на протяжении конца XVIII - начала XX в. Оренбургский муфтият занимал одну из ключевых позиций в этноконфессиональных связях региона. Именно татары, этногенетически родственные казахам, стали проводниками политики, направленной на административное закрепление ислама, а также способствовали развитию просветительской жизни в казахской степи. Со второй половины XIX в., несмотря на ограничительные меры государства, они продолжили исламскую пропаганду среди казахов, активно вовлекая их в общероссийское мусульманское движение.

Annotation: The article is devoted to determining the place and role of the Orenburg Muftiate in the religious policy pursued by the Russian Empire in western Kazakhstan in the pre-revolutionary period. It was revealed that during the late XVIII - early XX century. The Orenburg Muftiate held one of the key positions in the region's ethno-confessional ties. It was the Tatars, ethnogenetically related to the Kazakhs, who became the conductors of the policy aimed at the administrative consolidation of Islam, and also contributed to the development of educational life in the Kazakh steppe. From the second half of the 19th century, despite the restrictive measures of the state, they continued Islamic propaganda among the Kazakhs, actively involving them in the all-Russian Muslim movement.

Ключевые слова: Оренбургский муфтият, религиозная политика, Казахстан, Российская империя.

Keywords: Orenburg Muftiate, religious politics, Kazakhstan, Russian Empire.

Тематическая рубрика: История.

Оренбургское магометанское духовное собрание (Оренбургский муфтият), открытое в 1789 г. в Уфе, объединяло мусульман Европейской России и Сибири, численность которых, согласно официальной статистике, на 1 января 1912 г. составила 4 572 276 чел. В ведении Таврического муфтията находилось 229 365 чел., а духовных управлений в Закавказье -2 764 675 чел. Вне окружных духовных управлений мусульман (Казахстан и Средняя Азия) проживало 8 659 757 чел. В 1910 г. на территории Оренбургского муфтията работало 5 573 мечети и 9 363 священнослужителя, в 1914 г. соответственно - 5 918 и 13 030, в 1916 г. - 6 081 мечеть и 13 328 духовных лиц.

Духовное собрание, которое предполагало «союз государства с духовенством», являлось обособленной структурой в ведомственном и местном управлении.

В функции Оренбургского муфтиата входили контроль над духовенством и конфессиональной школой, регулирование семейно-брачных отношений, разрешение на принципах шариата наследственных споров, ведение метрических книг.

Подчинение муфтията Министерству внутренних дел способствовало главным образом включению российских мусульман в государственное правовое поле благодаря контролю над благонадежностью духовенства и ограничению (по возможности) применения законов шариата, несоответствующих российским гражданско-правовым нормам. В отношении мусульманских приходов Духовное собрание было поставлено в условия дистанцированного управления. Отсутствие непосредственной связи с локальными ячейками ислама, ограниченность официальных полномочий и финансовой базы часто сужали его деятельность до формально-бюрократической работы. Муфтият периодически инициировал рабочие меры по расширению своих полномочий, а также условий для развития ислама в Российской империи.

Направляемые в каазахскую степь муллы находились в ведении Оренбургского магометанского духовного собрания (далее — ОМДС). Следует отметить, что такие централизованные структуры ранее не были присущи мусульманской общине. О.Ю. Курыкин пишет по этому поводу: «Возникновение Оренбургского духовного собрания было обусловлено функциональными потребностями государственной власти, которая вместе с тем не вторгалась в сферу религиозной догматики, отправления религиозного культа». Официально признанное и бюрократизированное исламское духовенство становилось элементом государственного аппарата Российской империи.

Направляемые к казахам «указные муллы» (то есть выдержавшие испытание в Оренбургском муфтиате и утвержденные российской администрацией) были, как правило, выходцами из Казанской губернии. В России того времени их обычно называли «татарами», хотя в действительности они могли быть иного этнического происхождения.

Близость казахского, татарского и башкирского языков, знание обычаев, менталитета казахов, принадлежность к одной религии облегчали указным муллам выполнение функций посредников между русскими властями и казахами.

Указные муллы должны были не только удовлетворять религиозные потребности казахов и обучать их детей грамоте. Главной задачей посылаемых к казахам мусульманских проповедников было «умиротворение» степи. Муллы нередко выступали в роли арбитров в разрешении споров между казахскими родами, а также между казахским и русским населением, способствовали освобождению захваченных в плен, передавали распоряжения российских властей, собирали и доставляли сведения о положении в Степи.

Российская администрация иногда непосредственно включала мулл в аппарат управления. В 1797г. на время первоначального руководства делами Ханского Совета в Степь был командирован муфтий ОМДС Мухаметжан Гусейнов. В дальнейшем в состав Ханского совета ввели ахуна Мухаметжана Казиева. Созданная в 1823г. комиссия по рассмотрению пограничных конфликтов пополнилась муллами сеитовского посада и ахуном оренбургской городской мечети.

К середине XIX в. отношение российских властей к исламскому духовенству в Степи кардинально изменяется. Соединение сибирской и оренбургской пограничных линий, перенос границы к ханствам Средней Азии, строительство укреплений в Степи, наконец, почти полное прекращение не только пограничных, но и межродовых столкновений способствовали включению казахов в состав «коренных подданных» империи. Казахи стали рассматриваться не как вассалы, а как вполне интегрированная и неотъемлемая часть России. Укрепление ислама в Степи начало признаваться основным фактором, мешающим сближению казахов с русскими. Главною целью каждого правительства — должно быть благоденствие народа, им управляемого, и, чтобы распоряжения его были действительны и производили пользу общую, надобно, чтобы народ составлял одно целое, одну массу. Для сего нужно, чтобы со временем исчезли между частями все признаки, отличающие одну от другой, а, следовательно, ... магометане сделались христианами, татаре, башкирцы и прочие — русскими.

В свою очередь, мусульманское духовенство из связующего звена между российской администрацией и казахскими родами превращалось в оппозиционную силу, без которой не обходилось ни одно антироссийское выступление.

В 1854 г. было издано предписание оренбургского генерал-губернатора В.Перовского «местным ордынским властям», чтобы «они не осмеливались входить в прямое сношение с магометанским Собранием, минуя Пограничную комиссию». Следующий оренбургский генерал-губернатор Н. Крыжановский предлагал мусульманское духовенство полностью перевести на казенное содержание для того, чтобы «воспретить всякие поборы» и поставить мулл «в зависимость от правительства». Предлагалось также запретить «татарским» муллам обучать казахских детей.

Не только местные российские власти относились с опаской к укреплению ислама в казахской Степи. В сложившихся в колониальную эпоху стереотипах представлений о взаимоотношениях Запада и Востока прогресс однозначно отождествлялся с европейским путем развития. Традиционные институты восточных обществ, препятствующие вестернизации, рассматривались как главная преграда на пути развития этих обществ.

Казахский султан и русский офицер, известный путешественник, географ и этнограф Ч. Валиханов доказывал, что «мусульманство и образованность — понятия несовместимые, даже враждебные, одно другое вытесняющие». В «Записке о судебной реформе» Ч. Валиханов писал: «Мы далеки от того, чтобы советовать русскому правительству вводить в степь христианство каким бы то ни было энергетическим путем, точно так же не предлагаем ему преследовать ислам; подобные крутые меры ведут всегда к противным результатам. Но мы просим и требуем, чтобы правительство не покровительствовало религии, враждебной всякому знанию ...». Крайне негативно относился Ч. Валиханов к деятельности мусульманского духовенства: «У нас большая часть мулл из татар, и все они без исключения плуты. Это народ невежественный в высшей степени, едва знающий свою грамоту, но зараженный мрачным изуверством и диким суеверием».

Ч. Валиханов предлагал несколько мер, которые должны были «остановить дальнейшее развитие ислама между киргизами». Он предлагал вывести казахов из сферы духовного управления Оренбургского муфтиата и назначить для казахов особого ахуна, «который бы состоял. при общем присутствии областного правления»; утверждать мулл только из числа самих казахов; упразднить должности указных мулл и в будущем не назначать более одного муллы в округе; не позволять мусульманскому духовенству из Средней Азии жить в кочевьях казахов без определенных занятий, и передать все семейные дела в ведение народных судей. Эти предложения отражали позицию и большинства российских чиновников, служивших в разных органах управления казахами.

Российская политика в отношении управления религиозными делами казахов коренным образом изменилась с принятием в 1868 г. «Временного положения об управлении в Уральской, Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской областях». Специальный раздел этого документа был посвящен управлению духовными делами казахов. В соответствии с § 251 казахи этих областей были изъяты из ведения Оренбургского магометанского духовного собрания. Изъятие это допущено в целях политических, с целью ослабить мусульманскую пропаганду в степи, воспрепятствовать усилению среди киргизов мусульманства. Был упразднен сам институт «указных мулл». Религиозные дела передали в ведение гражданского управления и через него — Министерству внутренних дел. Муллы избирались самими казахами. Мусульманская община, избравшая муллу, должна была оформить решение соответствующим «общественным приговором», подписанным всеми избирателями. За неграмотных подписывались их доверенные. «Общественный приговор» подавался уездному начальнику, который накладывал свою резолюцию и передавал все материалы на рассмотрение областного правления. Решение областного правления утверждалось военным губернатором соответствующей области.

«Временное положение» ограничило число мулл в степи. В каждой волости допускался только один мулла. При этом он должен быть исключительно из самих казахов. Для кандидатов на пост мулл становилась необязательной и сдача соответствующего экзамена в ОМДС.

Закон не предусматривал никаких привилегий для казахских мулл. Более того, было подчеркнуто, что они «подчиняются платежу податей и повинностей наравне с прочими киргизами». Впрочем, казахи могли освободить своих мулл от налоговых тягот, если брали их выполнение на себя.

Содержание мулл, мечетей, школ при мечетях возлагалось на самих казахов, однако оговаривалось, что общества не имеют права принуждать к участию в сборе лиц, не желающих принимать в оном участия.

Гражданские и семейные дела казахов полностью передали в ведение народных судов. Мулл освободили даже от ведения метрических записей. Более того, была поставлена под контроль одна из важнейших функций каждого мусульманского приходского священнослужителя — обучение прихожан грамоте. Чтобы открыть при мечети школу и учить детей, мулле следовало получить специальное разрешение уездного начальника.

Официальные муллы, были «установлены по тем соображениям, что надзор за деятельностью духовных лиц, признанных в этом звании правительством и потому действующих открыто, удобнее, чем за лицами, действующими тайно».

В то же время не запрещалось отправление религиозных обрядов и треб лицами, не признанными официально духовными. Поэтому статьи «Временного положения», четко ограничивавшие число мулл (как уже упоминалось выше, не более одного муллы на волость), казахи могли игнорировать, приглашая неофициальных мулл. Сложнее было с мечетями. Согласно действовавшему законодательству, разрешалась одна мечеть на 200—300 «душ мужского пола». Поскольку предусматривался при каждой мечети мулла, то выходило, что на одну мечеть приходилось от 5 до 10 тысяч человек (волость включала в себя от 1000 до 2000 кибиток). Казахи неоднократно обращались с ходатайствами о строительстве мечетей, однако такие разрешения выдавались крайне неохотно.

«Положение об управлении Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской областями» (так называемое «Степное положение») 1891 г. сохранило в отношении управления религиозными делами казахов основные нормы «Положения» 1868 г., но порядок получения разрешения на строительство мечетей был еще более усложнен. В соответствии с предыдущим законом разрешение выдавалось оренбургским или западносибирским генерал-губернатором. «Степное положение» 1891 г. предусматривало прежний порядок в Акмолинской, Семипалатинской и Семиреченской областях, а вот казахам Уральской и Тургайской областей такое разрешение мог дать только министр внутренних дел.

Вмешательство мулл в гражданские и семейные дела казахов стало рассматриваться как противоправное деяние, влекущее за собой уголовное наказание за «самовольное присвоение власти».

Недовольство казахов сложившимся порядком регламентации их религиозной жизнь наиболее явственно стало проявляться в начале ХХ в. Увеличилось количество ходатайств об открытии мечетей. В 1905 г. на имя председателя Особого совещания при Министерстве внутренних дел графа А. Игнатьева было подано прошение казахов о создании для них либо самостоятельного муфтиата, либо подчинения их юрисдикции Оренбургского магометанского духовного собрания. В прошении указывалось, что казахи как «истинные мусульмане заслужили право иметь специальное духовное учреждение».

Таким образом, заинтересованность России в установлении в казахских жузах, в первую очередь в Младшем жузе, какой-либо реальной власти, способной прекратить нападения на русскую границу, стала причиной государственной поддержки исламского духовенства в Степи. После завершения присоединения Казахстана к России и включения казахов в состав «коренных подданных» империи эта политика препятствовала сближению русского и казахского населения. Поэтому с середины XIX в. российская администрация прикладывала все усилия для вытеснения «татарского» духовенства из Степи и пыталась приостановить укрепление позиций ислама среди казахов. К концу XIX в. государственная регламентация религиозной жизни в Степных областях стала гораздо жестче, чем в других мусульманских регионах империи.

Но все же стоить ометить особую роль Оребургского муфтията в религиозно-просветительской жизни казахов. Несовершенство российского законодательства в вопросах регулирования жизни мусульманских общин Казахстана не исключало возможности ведения татарами, проживавшими в западном Казахстане, религиозной пропаганды среди казахского населения. Это, в конечном итоге, приводило к росту влияния ислама среди кочевников, о чем свидетельствует неизменное увеличение численности мечетей и медресе в Казахстане в начале ХХ в., многочисленные ходатайства казахов о создании для них специального органа управления их религиозной жизнью, увеличение численности паломников в святые места и т.д.